Несколько лет назад у нашей семьи была традиция приезжать на изумрудные озера, ставить большую палатку и жить там, откуда до ближайшего населенного шесть часов на лодке по речным порогам. Лучшими днями недели были воскресенья: поздней ночью, когда затихал даже лесной гул тысяч комаров, маленькая я сонно протирала глаза, натягивала видавшие время резиновые сапоги, хватала большой фонарик и шла с дедушкой охотиться на раков. Тишину хранили как самое дорогое сокровище, поэтому нам, детям, оставалось лишь изображать страшных чудовищ с помощью света фонаря и пугать призраками и приведениями. Раки же были нашими знакомцами - они вполне довольно доедали за нас обеды и ужины c каменистого дна, когда я мыла в озере тарелки. Да и ночной мир с кричащими птицами, летучими мышами и заснувшими лилиями представлялся чем-то особенным: мы шлепали по прохладной воде, вытаскивали из воды за усы членистоногих, несчастливчики дули на прищемленные пальцы, держа в руках одну-единственную оторванную клешню, взрослые призывно махали сачками и подставляли корзины.
А как появилась возможность повторить... Радость-то совсем пластиковая оказалась, яркая, как пластелин, но такая же несъедобная и пустая. Нет больше соседей из красных палаток, которым можно было каждый день через всю озерную гладь желать спокойной ночи, нет нашего соломенного домового в форме кота на скале, и люди совсем не те. И то ли это время, когда раздавать было приятнее, чем собирать, закончилось, то ли люди, способные на спонтанные и вихреватые идеи, прячутся под корягами, как те самые раки, то ли я уже не та маленькая девочка.