В Павловске сейчас безумно хорошо; после дождя пахнет талой и теплой землей, насыщенно-изумрудно навесают на головами деревья, капая сверху остатками вчерашнего ливня, от непривычно-высокой травы, похожей на заросли джунглей, промокают ноги; но мы с Медвеженькой украдкой лезем через забор совершенно не поэтому. В сумке - честно стащенные дедушкины клещи, старые и покрытые ржавчиной, вместе с небольшой горстью орехов - настоящих, ароматных, по-неадертальски нерасколотых. Дырка на брюки была поставлена совсем не зря: cначала откуда-то с вершины ели начинает идти дождь из иголок, потом в разноцветной листве осенью и траве весной блестят черными бусинами глаза вместе с огненной шерстью, цепкие лапки хватают расколотый орех с трухлявого пенька, и так же молниеносно белка исчезает в кроне. Ну, а расколоть скорлупку фундука самостоятельно, краснея и тяжело дыша, удивленно таращиться на первую вишневую капельку крови, оставленную на пальце острыми зубами, как и не покупать билета на вход - это своеобразное посвящение и традиция. А нашедшим росточки дурманящих ландышей в траве дается особая привелегия - попробовать эту самую горсть орешков. Зимой все по-другому: зимой можно дуть на раскрасневшиеся от мороза ладони и уже почти не боязливо пытаться кормить с рук тут и там незаметно мелькающих в отсветах сугробов серебристых бестий.
Вот теперь и правда - лето, отпаиваю саму себя бодрящей черной гадостью и по-наполеоновски планирую пойти спать хотя бы сейчас. Лето.
Вот теперь и правда - лето, отпаиваю саму себя бодрящей черной гадостью и по-наполеоновски планирую пойти спать хотя бы сейчас. Лето.