Октябрь потихонечку леденеет и упускает впустую свое тепло; я встаю рано-рано, отключаю еще не звеневший будильник, варю вместе с мамой горячий доминиканский шоколад на молоке, сыплю пряностей и бросаю в сумку термос; бегу сквозь утренние стаи недовольных чаек и моросящего дождя к остановке водного автобуса, он недовольно фыркает заводящимся мотором, кашляет и плюется холодеющей Невой на мои неряшливые попытки продифференцировать что-нибудь напоследок перед семинаром; я фотографирую проплывающие мимо дома, катаю на языке горячие капли шоколада, поправляю сумку (вот бы она была бездонной, чтобы сложить с собой всех этих случайных попутчиков, золотые деревья и утреннее настроение, ввинтить бы пятое измерение, и дело с концом); выхожу на Петроградской набережной.
Навстречу попадается такая странная пара, сумрачного вида кудрявый парень с ежиком на голове и взглядом затаившегося зверька, весь в красном и металле, а под руку ведет аккуратную крошечную старушку в жемчуге и голубой шляпке, с которой он непрестанно щебечет по-английски с британским акцентом, бабушка (которая скорее леди, чем бабушка) улыбается и кивает, постукивает каблучками по граниту и поправляет сьехавшую перчатку. А мне так спокойно от мысли о их странной совместимости и дополняемости друг друга.
Встречаю около рынка Машу; она тихо и немножко по-злому шипит, рассматривая яблоки, связки мяты и полевых трав и огромные рыжие тыквы: ''официально запретить это изобилие! и в газетах! и на стенде! ну совсем невозможно учиться, в голову одни пирожки нагло гигантскими толпами лезут".
Как же ты права, моя милая, как же ты права: запретить! А то ведь голова кругом плывет: плохие мысли все уже замерзли, а новые не успели появиться. А это ох как опасно.
Не говорите "я справлюсь", когда хотите попросить о помощи. Просите.
Навстречу попадается такая странная пара, сумрачного вида кудрявый парень с ежиком на голове и взглядом затаившегося зверька, весь в красном и металле, а под руку ведет аккуратную крошечную старушку в жемчуге и голубой шляпке, с которой он непрестанно щебечет по-английски с британским акцентом, бабушка (которая скорее леди, чем бабушка) улыбается и кивает, постукивает каблучками по граниту и поправляет сьехавшую перчатку. А мне так спокойно от мысли о их странной совместимости и дополняемости друг друга.
Встречаю около рынка Машу; она тихо и немножко по-злому шипит, рассматривая яблоки, связки мяты и полевых трав и огромные рыжие тыквы: ''официально запретить это изобилие! и в газетах! и на стенде! ну совсем невозможно учиться, в голову одни пирожки нагло гигантскими толпами лезут".
Как же ты права, моя милая, как же ты права: запретить! А то ведь голова кругом плывет: плохие мысли все уже замерзли, а новые не успели появиться. А это ох как опасно.
Не говорите "я справлюсь", когда хотите попросить о помощи. Просите.