я верю, что никто не должен быть один. что нужно быть с кем-то вместе. с друзьями. с любимыми. я верю, что главное - любить. © Эрленд Лу
Одна из веских причин погружения в теплые пучины детства хоть иногда - отсутствие утомляющей рациональности в целом мире - сам он течет сквозь тебя; вот на дворе мягко расположилось лето, я и брат с чашками горячащего ладони бульона, нам шесть, мы подставляем румяные щеки августовскому солнцу и украдкой теребим кота за ухом; брат ест медленно, а дедушка сурово грозит пальцем - сейчас бульон испарится, станет недовольной, лохматой и чуть кудрявой тучей из остывшего супа, и на кончик носа обязательно упадет кусочек рыжей морковки во время ближайшего дождя; мне семнадцать, город медленно уходит под стену чуть солоноватой дождевой воды, а я улыбаюсь - кажется, кто-то по-прежнему не любит первое.
Или вот так; нам девять, мы на пыльном чердаке и играем в страшную игру - представляем, что вселенной вовсе не существует, а единственный уцелевший кусочек реальности - эти два часа, прокручивающиеся снова и снова; мне семнадцать, а я по прежнему пугаюсь - я не успею ни переночевать в горной деревушке, пахнущей дикими травами и мягким сыром, ни пробраться сквозь мокрое облако на фьорды, ни поймать на ресницы первый липкий снег нового года, ни почувствовать осторожные руки незнакомого человека, обнимающего тебя так лаского на главной площади во время праздника; потом стрелка лениво перекатывается, а я счастливо и чуть облегченно фыркаю - у меня впереди и совместные утренние тосты, запах хвои и, честно говоря, целая реальность.
Мы умели спорить, чья очередь сегодня рисовать невидимку, учить песни бегемотов или продавать билеты бабушке на ночной костер с горячим шоколадом и пиратскими песнями.
Именно поэтому я так люблю выпускать из холодной, одинокой комы одно существо, способное набедокурить где угодно, создать пару миров и так же быстро их разрушить, перевернуть все с ног на голову и, наконец, удолетворенно вернуться в подсознание (у него времени много - на самом деле, вся вечность в запасе), когда отдаюсь в цепкие лапы своего одеяльного тролля и подушечных гномов . Вы наверное понимаете, что с таким графиком я удивительно нечасто вижу сны.
Или вот так; нам девять, мы на пыльном чердаке и играем в страшную игру - представляем, что вселенной вовсе не существует, а единственный уцелевший кусочек реальности - эти два часа, прокручивающиеся снова и снова; мне семнадцать, а я по прежнему пугаюсь - я не успею ни переночевать в горной деревушке, пахнущей дикими травами и мягким сыром, ни пробраться сквозь мокрое облако на фьорды, ни поймать на ресницы первый липкий снег нового года, ни почувствовать осторожные руки незнакомого человека, обнимающего тебя так лаского на главной площади во время праздника; потом стрелка лениво перекатывается, а я счастливо и чуть облегченно фыркаю - у меня впереди и совместные утренние тосты, запах хвои и, честно говоря, целая реальность.
Мы умели спорить, чья очередь сегодня рисовать невидимку, учить песни бегемотов или продавать билеты бабушке на ночной костер с горячим шоколадом и пиратскими песнями.
Именно поэтому я так люблю выпускать из холодной, одинокой комы одно существо, способное набедокурить где угодно, создать пару миров и так же быстро их разрушить, перевернуть все с ног на голову и, наконец, удолетворенно вернуться в подсознание (у него времени много - на самом деле, вся вечность в запасе), когда отдаюсь в цепкие лапы своего одеяльного тролля и подушечных гномов . Вы наверное понимаете, что с таким графиком я удивительно нечасто вижу сны.
-
-
21.12.2011 в 12:05