я верю, что никто не должен быть один. что нужно быть с кем-то вместе. с друзьями. с любимыми. я верю, что главное - любить. © Эрленд Лу
Я могла бы рассказать, как много мне дают возможности уезжать и опять возвращаться, не важно, куда, зачем и надолго ли:
- смотреть, как с каждым километром в высоте постепенно тают облака света ярких неоновых вывесок и приглушенных мигающих фонарей, открывая взглядом то звездное солнце, под тусклый свет миллионов прошедших лет которого ты засыпала в сильных дедушкиных руках;
- понять, что монстры вовсе не спят у тебя под кроватью, они спят у тебя в голове, нашептывая хрипящими голосами неявные слова тоски по безымянным маякам в бурю, всегда готовые толкнуть тебя и позволить утонуть в пучине привязанности к скрипу половиц в семейной гостинице и свежезаваренному кофе улыбчивой хозяйки;
- проводить внутреннюю уборку; легкомысленно отдавать солёному ветру залива все обиды, которые ты придумывал сам себе и терзал ими снова и снова, отпускать все переживания, когда случайный попутчик в электричке спрашивает со смехом, показывая сканворд: "вы не знаете, из чего делают желе?", заново начинать верить, когда незнакомый человек протягивает таблетки от укачивания, несмело похлопывая по плечу, отвелекает, показывает чертежи, бормоча ломаными словами "I'm architector, I'm architector";
- видеть проплывающих мимо людей: хорватских рыбаков с неизменными улыбками на загорелых лицах, неземных кремово-сливочных стюардесс дубайских авиалиний с маками в петлицах, румяных женщин русских глубинок в цветастых платках, собирающих березовый сок; цепочки пушисто-шерстяных овечек, суетливо перебегающих дорогу, растрепанных котов-разбойников со шрамами на морде, величаво ступающих по греческим баркам, и первых бюрюзовых бабочек, цепляющихся за пальцы в ботаническом саду.
А мне столько еще хочется рассказать! Как можно шлепать в мокрых кроссовках по влажному мху, обгоняя дождевую тучу по пути к станции, как мы рано утром выезжаем обратно в город - пустые дороги с утра, теплый термос и пальцы на нем, сонное повторение маркетинга.
- смотреть, как с каждым километром в высоте постепенно тают облака света ярких неоновых вывесок и приглушенных мигающих фонарей, открывая взглядом то звездное солнце, под тусклый свет миллионов прошедших лет которого ты засыпала в сильных дедушкиных руках;
- понять, что монстры вовсе не спят у тебя под кроватью, они спят у тебя в голове, нашептывая хрипящими голосами неявные слова тоски по безымянным маякам в бурю, всегда готовые толкнуть тебя и позволить утонуть в пучине привязанности к скрипу половиц в семейной гостинице и свежезаваренному кофе улыбчивой хозяйки;
- проводить внутреннюю уборку; легкомысленно отдавать солёному ветру залива все обиды, которые ты придумывал сам себе и терзал ими снова и снова, отпускать все переживания, когда случайный попутчик в электричке спрашивает со смехом, показывая сканворд: "вы не знаете, из чего делают желе?", заново начинать верить, когда незнакомый человек протягивает таблетки от укачивания, несмело похлопывая по плечу, отвелекает, показывает чертежи, бормоча ломаными словами "I'm architector, I'm architector";
- видеть проплывающих мимо людей: хорватских рыбаков с неизменными улыбками на загорелых лицах, неземных кремово-сливочных стюардесс дубайских авиалиний с маками в петлицах, румяных женщин русских глубинок в цветастых платках, собирающих березовый сок; цепочки пушисто-шерстяных овечек, суетливо перебегающих дорогу, растрепанных котов-разбойников со шрамами на морде, величаво ступающих по греческим баркам, и первых бюрюзовых бабочек, цепляющихся за пальцы в ботаническом саду.
А мне столько еще хочется рассказать! Как можно шлепать в мокрых кроссовках по влажному мху, обгоняя дождевую тучу по пути к станции, как мы рано утром выезжаем обратно в город - пустые дороги с утра, теплый термос и пальцы на нем, сонное повторение маркетинга.